Открытое письмо анонима президенту
России.
Владимир Владимирович! Сразу хочу подчеркнуть, что при
обращении к вам я опускаю слово «уважаемый». Не хочу кривить душой перед людьми,
не, тем более, перед самим собой, пусть даже анонимом. Бояться себя – можно заставить кого угодно. А вот заставить
силой уважать себя – это не удавалось ни кому. Надеюсь, что, за отсутствие
уважения к собственному президенту, мне не «пришьют» статью за оскорбление вашей
чести и достоинства. Сам я, судя по окружающей жизни, не имею ни того , ни другого. Поскольку любой милиционер может сделать со
мной всё, что его душа пожелает. Любой чиновник стремится облегчить моё
финансовое состояние. В любой больнице меня могут напоить не тем лекарством, но
купленным за мой счёт. По любому каналу телевидения, не спрашивая моего желания,
мне усиленно промывают мозги. И я начинаю с радостью ощущать, что хотя бы это
хорошо получается. Откуда уж тут честь и достоинство?
Прошу вас извинить меня за длинное вступление. Просто я
хотел, всего-навсего, выразить вам, как это не удивительно, своё восхищение.
Дело в том, что в свете постановления об усилении борьбы с терроризмом, на
собрании, в нашей местной
музыкальной школе, подняли вопрос об опознавательных знаках. Т.е., как
нам «своих» отличить от «чужих», ну
от террористов. Было предложение: при наличии паспорта, сверяться со списком
личного состава. Но пришли к мнению, что это долго. Только у всех сверили
паспорта – тут уже конец занятий. Приходите завтра! Тогда поступило предложение
всем сделать пропуска. С фотографией ребёнка, с голографической наклейкой и с
особыми условными знаками. Что меня поразило – большинство людей говорило об
этом очень серьёзно. Лишь незначительная часть пассивно прислушивались к
происходящему, и даже дремала.
Я
попробовал вслух заметить, что в Норд-Осте оружие и
взрывчатку везли через всю Москву, мимо постов ГАИ. А в Беслане оружие и
взрывчатку, вообще, спрятали в подвале школы. Дальше всё шло по одинаковому
сценарию: вооружонные люди выпрыгивали из подъехавших
автомашин и объявляли всех заложниками. При чем здесь пропуска с голограммой и паспорта?
Невольным заложникам террористов остаётся только засунуть эти документы в,
скажем так, какое-нибудь место, на хранение. Чтобы потом, если будет такая
возможность, использовать их снова.
Моё замечание было встречено с негодующим энтузиазмом. Вот, в связи с
такой реакцией обывателя, я и хотел выразить товарищу Путину своё восхищение! За
такой короткий срок, всего каких-то несколько лет, опустить весь советский
народ! До прежнего уровня! Я, сейчас, имею ввиду
всеобщую борьбу. Это надо же – всё как раньше: с врагами народа, со
всевозможными вредителями и саботажниками, шпионами и диверсантами, кулаками и
казаками. Мочить их всех!
Вот что значит чекист у власти! Полагаю, что назвать
бывшего сотрудника спецслужб
чекистом, это констатация факта, а не оскорбление. И меня не притянут к
соответствующей статье за длинный язык. А что я, собственно, сказал? Все об этом
знают. Вот если б меня назвали чекистом, то это было бы оскорблением. Напоследок я хочу , что бы наш президент, как настоящий дзержинец, воплотил слова Феликса Эдмундовича: что бы у Владимира Владимировича были руки.
Какие-то. Сейчас деталей уже не помню. Что бы голова была. Какая-то. Тоже не
помню. И что бы совесть была… А, нет! Про совесть у
чекистов ни чего не говорится. Во! Вспомнил! Сердце. Что бы сердце было у них.
Хотя бы какое-то.